«Сегодня в четыре часа утра к нам прилетел снаряд. Взрывной волной снесло абсолютно все… Мы с мамой были под одеялом. На нас полетели осколки, но одеяло спасло. А папа успел выйти, и это хорошо — на его кровать прилетела оконная рама. Комната вся в осколках… Можно снимать фильм ужасов».
«Сейчас 11 часов вечера, и в нашем доме на четвертом этаже начался пожар. Папа побежал за „пожаркой“… А мы на всякий случай собрали на ночь вещи — рюкзак, чемодан… В нашей комнате сейчас 11 градусов. А в соседний дом в шахту лифта прилетела бомба…»
«10 марта. Вроде бы… Что было вчера? Пожар в нашем доме. Его потушили, но потом еще долго не ловила сеть. И очень сильно „гупало“… Мы долго сидели в прихожей. А потом нервная система сказала мне „Пока“…»
Это выдержки из видеодневника 15-летней Алены Загребы из блокадного Мариуполя. В городе, который российские оккупанты уже фактически стерли с лица земли, Алена со своими родителями и котом находилась до 16 марта, после чего им чудом удалось выехать и остаться в живых. Каждое видео Алены, которое она умудрялась записывать, несмотря на отсутствие электричества и связи, снято на фоне непрекращающихся взрывов. Картинка за окном практически всегда одинаковая — столбы дыма, пылающие многоэтажки, крики соседей. И комментирующий происходящее на удивление спокойный голос самой Алены. Школьница рассказывает, как они спасались от обстрелов и авианалетов, как в их подъезд прилетела мина, как она собирала на улице снег, потому что дома закончилась вода…
Свой видеодневник девочка назвала «Наша долина смертной тени». Следившие за этими страшными хрониками пользователи соцсетей назвали Алену украинской Анной Франк. Во время Второй мировой войны 13-летняя Анна, скрываясь с семьей от нацистского террора в Нидерландах, вела дневник, впоследствии ставший важным документом, обличающим нацизм.
«Многие пишут, что я даже внешне похожа на Анну Франк, — говорит Алена, с которой пообщались по видеосвязи. – Возможно, так и есть. Но когда я снимала весь тот ужас, который с нами происходил, я об этом не задумывалась. Снимала потому, что хотела, чтобы люди видели и знали, что происходит в Мариуполе. А еще меня это отвлекало. И помогало держаться».
«Российская армия сразу начала бить по жилым кварталам»
Что такое война, Алена и ее семья узнали еще в 2014 году, когда вынуждены были под обстрелами выбираться из оккупированного боевиками города Красный Луч (с 2016 года — Хрустальный) в Луганской области. Алена тогда была в первом классе. Семья вынуждена была бросить все и бежать в неизвестность.
— Конечно, то, что мы пережили сейчас, не идет ни в какое сравнение с тем, что было тогда. Оказывается, тогда мы отделались легким испугом, — рассказывает мама Алены Лариса Загреба. — Из оккупированного Красного Луча мы ехали полями через Дебальцево. Видели тонны военной техники и с трудом могли поверить, что все это не какой-то страшный фильм про войну, а реальность. На одном из блокпостов нас едва не расстреляли. Мы с мужем успели положить детей на пол и проскочить… Сначала выехали в Покровск, а уже в 2017 году переехали в Мариуполь, где с тех пор и жили.
24 февраля меня разбудил звонок брата из Канады: «Вас бомбят! Началась война!» Но мы в тот момент звуков взрывов вблизи еще не слышали. Мыслей об отъезде не было ни у нас, ни у кого-либо из наших соседей — все оставались дома. Первые несколько дней в Мариуполе было относительно спокойно. В субботу, 26 февраля, еще ходил общественный транспорт. Когда 2 марта у нас пропали вода и электричество, мы еще надеялись, что это временно…
Ночь со 2 на 3 марта была пугающе тихой. Мариуполь — приграничная зона, и за все эти годы мы привыкли, что где-то вдалеке время от времени постреливают. А тут гробовая тишина, на улице ни звука. Помню, от этого стало действительно страшно. А 3 марта началось…
Российская армия сразу начала бить по жилым кварталам. 4 марта прямо рядом с нашим домом загорелся торговый центр. Уже стреляли по дворам, шли уличные бои. За окном стояли столбы дыма, горели дома. 5 марта в нашем подъезде и у нас на балконе выбило стекла. А на следующий день выбило уже и в комнатах…
— Эти моменты есть в моем влоге, — говорит Алена. — Сначала я и не думала выставлять видео в общий доступ. Первое сняла для родственников, которым хотела показать, как мы с соседями готовим еду во дворе на костре. Жарим курицу, а вокруг что-то гремит, взрывается… Сняла, как мы собираем снег, чтобы пополнить запасы воды. Залила это видео в свой телеграм-канал, где на тот момент было всего 9 подписчиков. Потом брат, который живет в Канаде, попросил выложить это видео еще и в Instagram. Так и началась вся эта история с дневниками.
— На видео ты удивительно спокойным голосом комментируешь весь тот ужас, который с вами происходит. Прилетела граната, выбило осколками стекло… А вот собранный в ведро снег, из которого, пока он не растаял, ты слепила снеговика…
— Я действительно не паниковала. Пока у нас в доме не выбило стекла, как будто и вообще не боялась… В первую очередь благодаря родителям, которые оставались спокойными. Мы семья верующих, мой папа — пастор в церкви. Мы молились и верили, что Бог нас защитит. Мне писали друзья, которым было страшно, я их успокаивала… В подвал не спускались. Обстрелы практически не прекращались и нам бы пришлось сидеть там все время. К тому же подвал — это не бомбоубежище. У нас в многоэтажках подвалы не оборудованы как укрытия, и было много случаев, когда людей там заваливало и их не могли достать.
«Вокруг стреляют, земля дрожит, а мама на улице собирает снег»
— Знакомая, которая 12 дней просидела в подвале, рассказывала, что едва ли не самое страшное — видеть, как на твоих глазах люди теряют рассудок, — говорит Лариса. – Были даже случаи, когда люди вешались в укрытиях… Бог уберег нас хотя бы от этих потрясений, дал нам спокойствие. За те адские две недели в Мариуполе я даже ни разу не заплакала. Плачу уже сейчас, когда думаю о людях, которые там остались. А там, в эпицентре этого ужаса, психика работала по-другому. Когда к нам в дом прилетела мина и в комнате, где я спала, выбило окно, муж потащил меня в коридор. А я спокойно сказала ему: «Теперь-то куда спешить? Все уже случилось».
Потом, правда, мы все же ночевали в коридоре, потому что в комнате с разбитым окном было слишком холодно. Брали с собой одеяло, кота и все вместе ложились на полу. Авианалеты, как правило, начинались около 4 часов утра. И часов до 10 утра нас нещадно бомбили. Дом каждый раз ходил ходуном. И только после 10:00, когда затихало, можно было потихоньку выбираться в комнату. Осторожно зашел, проверил, что уцелело, а что нет. А затем на улицу — вместе с соседями готовить еду. Со многими из них мы познакомились уже во время войны. Выходили во двор примерно в одно и то же время, разжигали костер, кипятили воду. На видео, которое Алена сняла в один из этих дней, соседи говорят, что еще никогда утренний кофе не казался им таким вкусным… Что касается продуктов, то у нас были запасы. За несколько дней до начала войны я в супермаркете купила много куриного мяса по скидке, которое заморозила. Нас это очень выручило.
С водой было похуже. Приходилось собирать снег и ждать, когда он растает. Навсегда запомню 8 марта — очень сильно стреляли, а у нас закончилась вода. Пришлось собирать снег прямо под обстрелами.
— Вокруг стреляют, земля дрожит, а мама, как ни в чем ни бывало, стоит на улице и собирает снег, — вспоминает Алена. — Еще и умудряется при этом шутить. А папа 8 марта подарил нам с мамой шоколадку. До сих пор не знаю, где он ее взял. Но ничего вкуснее этой шоколадки не ела за всю свою жизнь. Я, как и мама, все время была чем-то занята, и это помогало не унывать. Дел хватало: помочь родителям, собрать снег, успокоить кота. Может, и хорошо, что не было интернета и мы не читали все эти страшные новости. Мы с родителями еще никогда так много не разговаривали. Вечерами мама с папой рассказывали истории из своей жизни, всякие прибаутки… Телефон я держала выключенным, чтобы сохранить заряд. Включала только для того, чтобы быстро снять что-то о нашей жизни. Так потом и получился целый видеодневник.
Плакала я за это время всего два раза. 9 марта, когда был очень сильный обстрел. Казалось, что наш дом вот-вот рухнет. И второй раз, когда после авианалета пропал наш кот. Это было уже в здании бывшего детского сада, куда мы потом переехали.
«Нас с мамой от осколков спасло одеяло. А папу ранило в ногу и лицо»
Дневники Алены за эти дни выглядят так:
«Добрый вечер. Мы все так же без света и воды. За окном все в дыму, вообще ничего не видно. Вот соседний дом — горят уже 35 окон. Двор, через который мы ходили в Порт Сити (торговый центр. — Авт.) — теперь поле боя. Дома разрушены, все выжжено».
«Опять стреляют. Вижу из окна горящую машину. И обстрелянную больницу…»
— 10 марта мы ушли из нашей квартиры, потому что очень замерзли, — говорит Лариса. — После того как выбило окна, температура воздуха дома была как на улице. Наша семья и еще два парня из нашей церкви пришли в здание, где раньше был детский сад. Его главное преимущество было в том, что в нем уцелели окна и был котел. Там наконец отогрелись, поели курицу, которая у нас все еще оставалась. Опять собрали снег, и в теплом помещении у батареи он быстро растаял — появилась вода. Впервые за все это время смогли немного помыться. Я даже на радостях сыграла родным на пианино, которое было в этом здании…
Мы провели там два дня. А 12 марта в 4:15 ночи был очередной авианалет и здание, в котором мы находились, разбомбили. Не осталось ни крыши, ни окон, ни дверей — только стены. Той ночью я почему-то не могла уснуть. И кот накануне был очень беспокойным — буквально выдирал входную дверь, так хотел вырваться наружу. Мы с Аленой спали на большой кровати. Наш папа как раз пошел подкинуть дров. А я, почувствовав, что стало свежеть, сказала Алене укрыться. Мы по нашей уже военной привычке укрылись одеялом с головой. И именно в этот момент — взрыв! Вылетели окна, вся комната была в осколках. А у нас с дочкой благодаря одеялу ни царапины…
— А вот папа пострадал, — говорит Алена. — Его ранило в ногу и лицо. Когда прибежал к нам, у него все лицо было в крови. Это еще хорошо, что он успел встать с кровати. Потому что именно на то место, где он спал, упала металлическая оконная рама.
— Посидев несколько часов в подвале, мы под не прекращающимися обстрелами пошли к нашим друзьям, которые жили в пяти минутах ходьбы от этого детского садика, — рассказывает Лариса. — Друг, к которому мы шли — врач, он мог оказать мужу первую помощь. Несколько раз выходили и заходили обратно: стреляли настолько близко, что было очень страшно. Потом все же решились и пошли. Это было, как какой-то фильм ужасов. Идешь, а вокруг тебя все взрывается. Девятиэтажка загорается на твоих глазах. А потом видишь русские танки… С Божьей помощью мы все-таки дошли. Следующие четыре дня были там, у друзей.
— 15 марта папа вышел на улицу ловить связь, и ему дозвонился мой брат из Канады, — говорит Алена. – Телефоны еще были «живы» благодаря пауэрбанкам, которых у нас было целых шесть. Брат сказал, что в эти дни проходит эвакуация гражданского населения. То же самое мы потом услышали по радио, когда друзьям удалось поймать волну. А утром 16 марта увидели из окна, как люди массово выезжают на машинах. И мы тоже поехали. Ехали с друзьями, потому что наша машина сгорела. Уже когда выехали, появилась связь и увидели сообщения о том, что колонну с мирными жителями обстреливают российские войска. Нас, к счастью, не зацепило. Но мы потом видели обстрелянные машины…
Вырвавшись из Мариуполя, семья Алены сначала поехала в Черновицкую область. А затем уже оттуда Алена с мамой поехали к друзьям в Люксембург, где сейчас и находятся.
— Я до сих пор просыпаюсь в 4 часа утра, — говорит Алена. — Именно в это время нас каждый день начинали бомбить, и я привыкла не спать… В Мариуполе остались члены нашей церкви, мои одноклассники. С ними нет связи, и это невыносимо больно. Моя школа сгорела…
— Мы молимся, чтобы оставшиеся в Мариуполе люди выжили, — говорит Лариса. — Знаем, что учительница из дочкиной школы погибла. Знакомые, которые выезжали другой дорогой, видели на улице огромное количество трупов. Это были мирные жители, как в Буче… Российские войска стреляли именно туда, где люди набирали воду. Половина нашего дома сгорела. Наша квартира, возможно, еще и есть, но вряд ли мы когда-то сможем что-то оттуда забрать. Да это сейчас и не важно. Если мы выжили в том аду, значит, будет жить и дальше. И со всем справимся.
Джерело: fakty.ua