Представьте себе шесть миллионов человек.
Шесть миллионов человек, стоящих огромным, бесконечным квадратом.
Молодые и старые, женщины и мужчины, дети.
Много детей, девочки, с заплетенными в косички волосами, мальчики, в смешных шортах.
Шесть миллионов человек, стоящих так плотно друг другу, как только можно.
С вещами.
И глядящих вам в глаза.
Молча.
А теперь представьте, что они все- пепел.
Огромный курган пепла, куда там Хеопсу с его пирамидой.
Веселые, какими только бывают, и зануды, каких нигде больше не встретишь, мудрые, своей вошедшей в поговорку мудростью и глуповато-наглые, каких полным полно на каждом шагу.
Вы смотрите на ещё живых людей, и видите пепел.
Серый, лёгкий, разносимый ветром.
Чёрный, тяжёлый, как зола.
12 миллионов глаз.
Они смотрят на вас, и вы запоминаете каждого, узнаёте всю его жизнь.
И всю его смерть.
Евреев не любят нигде.
Нигде и никогда не любят.
Они привыкли.
Кто угодно привык бы за две тысячи лет, да,каждый раз как в первый, но всё же.
В этот раз, как в последний.
Двадцатый век, самолёты и радио, ну как можно вспоминать средневековое варварство?
Вон добрые соседи идут по улице, машут держащей газету рукой, поднимают шляпу здороваясь.
Разве можно ждать от них зла?
Можно.
Представьте ужас миллионов, которые вдруг оказываются абсолютно чужими среди людей.
Вот стояли люди, все вместе, рядом стояли, миллиарды.
И вдруг, дунул ветер, и никого.
Никого вокруг, и лишь шесть миллионов стоят в абсолютной пустоте, чужие всем.
Смерти не избежать.
Эта машина кажется бесконечной, она убивает механически, лишь иногда проявляя эмоции.
Она не убивает, она уничтожает, чувствуете разницу?
Некуда бежать, никто не примет и не защитит, нельзя сдаться, нельзя отречься, нельзя стать другим.
Нельзя умереть ради родителей, супругов и детей- умереть должны все.
Соседи, которые еще вчера махали зажатой в руке газетой, стоят в ревущей толпе, и швыряют в лицо камни.
Многие стыдливо прячут глаза.
Некоторые пытаются спрятать кого то из шести миллионов, вырвать, украсть у смерти.
Единицы выходят из миллиардов и становятся рядом с шестью миллионами.
Ветер несёт пепел, кружит его над мёртвой землей, взвивается смерчем над вершиной бесконечного кургана и уносится к звёздам.
Когда вам говорят- не всё так однозначно, знайте следующую фразу.
Они убили сами себя.
Вон те, с огромными черными глазами девочки шести лет, держащие в руках куклу, сшитую из обрывков старой маминой юбки, убили себя сами.
Вон тот старик, который сорок лет стучал молотком в своей обувной мастерской, убил себя сам.
И внука своего убил, воон того мальчишку, кучерявого, без двух передних зубов, ещё не выросли.
Никогда уже так и не выросли.
Если вы не верите в то, что они убили себя сами, не слушайте про то, что всё не так однозначно.
Всё однозначно.
Когда вам говорят- евреи нарочно растравливают эту рану- верьте.
И не верьте.
Не верьте, потому что она горит и будет гореть всегда, пока последний еврей не снимет очки и не закроет книгу- историю этой планеты.
Верьте- потому что каждый боится, а вдруг я смогу забыть, и рвёт сам себе сердце в куски.
Верить во что то или не верить, это ваше право.
Личное и священное право каждого из вас.
Просто знайте, что шесть миллионов убитых только за то, что они евреи, стоят и смотрят на вас.
И будут смотреть вечно.
Это всё, что я могу сказать в Память жертв Холокоста.
Макс Бужанский
