По сути, я задал Борису Пушкелю – пастырю протестантской церкви «Заповіту Іісуса Христа» один вопрос: как он, собственно, пришел к Богу? Борис долго, подробно и обстоятельно, как на допросе в КГБ, отвечал на него. Я что то уточнял, что то просил разъяснить. В итоге у нас получилось нечто вроде интервью «одного вопроса и множества ответов», хотя подобного жанра и не существует в журналистике. В прочем, и в жизни, священнослужители с такой непростой биографией как у Бориса встречаются, видимо, не часто.
Борис Пушкель: -Ты спрашиваешь, как я пришел к Богу? Наверное, отец на меня повлиял. А он умел влиять на людей. Шоб ты не сомневался. Мой папа был Вором в законе и его звали Дима Пушкель. Кличка – Справедливый. Спроси у старожилов, которые сталкивались с криминальным миром Житомира в 60-е – 80-е годы. Они, думаю, до сих пор помнят Справедливого. Потому что, Дима Пушкель, реально, был справедливым Вором.
Как папа попал в криминал? Очень просто. В 51-вом году, ему было 16 лет. Семья бедствовала: послевоенная разруха, голод, злыдни. Отец моего отца вернулся с войны без ноги и вскоре умер, мама была честным сторожем детского садика на Пушкинской. Она и жила в сторожке на территории. А мой отец честно искал возможность чего-то своровать, что бы было за что покушать. А кушать хотелось каждый день.
У него были приятели – дети местной, так называемой партийной номенклатуры – несколько оболтусов возрастом 20-22 года. У оболтусов, напротив, в жизни было все, о чем мог мечтать молодой человек живший в нашем городе в ту эпоху. Не хватало только, как говорят сейчас, адреналина. Потому «дети» тоже искали возможность где чего украсть, но лишь для того, что бы получить дозу этого самого адреналина. Ну и, однажды, нашли «тему». Ночью отправились на «дело». Отца, как самого мелкого, оставили на шухере. И… засыпались.
Всех повязали с поличным. Прокурор получил указание сверху: руководителем и организатором «воровской бригады» сделать моего отца, дабы не бросать тень на высокопоставленных коммунистов. Прокурор отлично справился с поставленной задачей – взрослых «детишек» оправдали, а 16 летнему пацану, суд впаял 16 лет колымских лагерей. Интересная юридическая симметрия…
В 53-ем, после смерти Сталина папа попал под амнистию, вернулся в Житомир и выбросил того прокурора с балкона третьего этажа. Выбросил неудачно – прокурор остался жив, а отца осудили, на этот раз, «всего» на 8 лет, но уже как уголовника-рецидивиста.
Еще во время первой ходки, на Колыме, отца заметили блатные. Подросток умирал от голода, но ни перед кем не хотел прогибаться. Отец рассказывал, голод был такой, что зэки ели зэков. Блатные приблизили его к себе перспективного мальчишку . Научили уму-разуму и уже во время второй отсидки, отец был коронован.
После моего рождения папа больше не сидел. Хотя и сохранял определенное влияние в преступном мире. Мы жили в доме для слепых (пятиэтажка на перекрестке бывших Маяковского и Якира), построенном для работников предприятия УТОСа -родители поменяли свое предыдущее жилье на квартиру в этом доме. У нас в квартире перебывали, наверное, все мало мальски авторитетные урки Украины. Они обсуждали свои дела, устраивали сходки. Даже из россии бандюганы наведывались. Так что я имел возможность соприкоснуться с воровской жизнью раньше, чем научился ходить. Тем не менее отец постоянно убеждал меня что преступный путь – плохой путь. Он хотел, что бы я стал офицером а не вором. А я пошел в ПТУ на сварщика.
В начале 90-х я отслужил срочную службу в армии и вернулся домой. Отец к тому времени уже умер. Служил я на таджикско афганской границе- в те годы там была настоящая война. Я пришел с тяжелейшим ПТСРом – посттравматическим синдромом, полностью расстроенной психикой. Вернулся инвалидом, одним словом. Тем не менее, умудрился жениться и поступить в Хмельницкое военное училище погранвойск. Но, к сожалению, училище пришлось вскоре бросить – у меня не получалось одновременно и учиться и обеспечивать семью. С трудом нашел работу – устроился сварщиком в церковь. Тогда в Житомире строилась церковь «Заповіту Іісуса Христа». На строительство требовались рабочие. Церковь охотно трудоустраивала уголовников, которые только освободились из мест заключения. Их жалели, потому что эту публику нигде больше на работу не принимали. Платили какие то небольшие деньги, давали гуманитарные пайки, словом, поддерживали как могли. Я быстро сдружился с ними – ведь с блатным миром, благодаря отцу, я с детства был на «ты». И сдружившись, мы решили нашу церковь как бы обворовать. Несмотря на то, что здание стояло еще недостроенное, в нем уже проводились богослужения и было много дорогущей музыкальной аппаратуры. Ее то мы и решили экспроприировать. У нас был человек с машиной. Сторож был и в куре и в доле. В четверг или пятницу – не помню уже точно, мы все встретились, и решили во вторник ночью сделать «дело».
В воскресенье говорю жене – давай сегодня сходим в последний, раз в церковь – там проповедь будет. Поприкалываемся с овец-прихожан – больше ведь сюда уже не попадем. Жена в общих чертах знала про предстоящую кражу, ну и согласилась. Мы начали слушать проповедь пастыря Александра Дегтяренко. Его слова простые и понятные как вода сквозь песок проникли мне в самое сердце и с тех пор что то изменилось в моей душе. Я расплакался. Я понял, что напрасно прожигаю свою жизнь, что совсем рядом в церкви есть жизнь совсем другая, – чистая, наполненная смыслом. Жена тоже стояла и плакала рядом – мы же с ней как одно целое. Я не разобрался тогда до конца, что произошло с моим сознанием, но покаялся. И жена, как соучастник, покаялась тоже.
Но остался открытым вопрос с кражей: обворовать храм я уже не мог. Допустить, что бы это сделали мои друзья – не мог. Рассказать кому либо о готовящемся преступлении тоже не мог. Я ведь хорошо знал что такое «понятия». В конце концов я принял решил пойти и самому остановить своих друзей. Это был отчаянный, конечно же, поступок. Но другого выхода у меня не было. И вот во вторник, в два часа ночи мы встретились в условленном месте. Все в сборе, стоит машина, сторож возится с замками. И в этот напряженный момент я, что называется, выхожу в круг, откашливаюсь и толкаю речь о том, что покаялся, уверовал и потому не могу участвовать в краже, тем более в краже из церкви. И им не позволю это сделать. Ты же понимаешь- нервы у всех напряжены до предела. Реакция – мои друзья подельники начали дико ржать. Мои слова их очень развеселили. Я ожидал всего что угодно, но только не смеха. Меня наперебой начали хвалить за удачную шутку. Но когда все увидели, что я не шучу, в воздухе запахло серьезным конфликтом. Я понял, что меня сейчас будут бить всей толпой. Силы были не равны. Но Бог в очередной раз обозначил свое присутствие. Он дал мне силы, хладнокровие и мудрость. Да, драка была, не большая. Скорее толкотня чем драка. Мои теперь уже бывшие друзья поняли, что кража не получиться и вскоре уехали ни с чем. А я остался в церкви. С тех пор я их больше не видел, о чем немного жалею.
Через десять лет, меня рукоположили в пастыри. Руководство церкви направило меня в Малин, миссионером. Мне удалось там с нуля создать общину, филиал церкви, которая действует до сих пор. Через несколько лет, в одной нашей житомирской общине умер священнослужитель и меня пригласили на его место. С тех пор я в Житомире.
В 14 году, когда россия начала против нас боевые действия, друзья пригласили меня на Донбасс. Я долго колебался – ехать или не ехать- ведь я еще по срочной службе очень хорошо знал, что такое война. Жена говорит: помолись и Бог подскажет тебе правильный ответ. Я молился целую ночь. И уже под утро мне явился Иисус. Он сказал: я иду защищать свою паству. Ты со мной? Ну, и как ты думаешь- разве я мог сказать «нет»? С тех пор регулярно езжу на фронт как военный капеллан. Мой позывной – Ребэ. Жена уже плачет иногда: сколько ты можешь туда ездить? А я отвечаю: подожди, если меня позвал сам Иисус- как я могу не подчиниться? Защищать Родину это дело, угодное Богу. Об этом и святое Писание говорит.
Слідкуйте за нашими новинами в Телеграм-каналі Субота Онлайн
Джерело: Народний тижневик “Субота”
Автор: Богдан Лу
