Николай Александрович Второв – русский предприниматель, банкир, прозванный «русским Морганом». По версии Forbes, обладатель самого большого состояния России начала XX века (более 60 млн. золотых рублей). Для сравнения, у семьи Рябушинских, или у семьи Морозовых, было по 40 млн.
Любопытно, что коллеги дали Николаю Второву прозвище «Американец». Раньше ведущие предприниматели следовали в бизнесе старообрядческим семейным традициям: Прохоровы владели именно прохоровскими предприятиями, Морозовы – морозовскими, а вот Второв был купцом нового типа, сторонником объединений, трестов, синдикатов, отсюда и такое прозвище.
В районе Арбата на Спасо-Песковской площадке архитекторы Адамович и Маят построили для Второва в 1913-ом году особняк в стиле неоклассицизма. После революции здесь поселились советские дипломаты, в частности, Чичерин. А когда наша страна в 1933 году установила дипломатические отношения с Америкой, особняк был передан посольству США. Американцы дали резиденции посла имя Спасо-Хаус, соединив английское house (дом) с названием старинной белокаменной церкви Спаса на Песках, расположенной неподалёку, в одном из арбатских переулков (эта церковь изображена на знаменитой картине В. Поленова «Московский дворик»).
Первый посол США в СССР Уильям Буллит был человек ярчайший, созвучный эпохе, светский лев и спортсмен, путешественник, писатель, первая книга которого разошлась тиражом 150 тыс. экземпляров. Вторую он написал в соавторстве с Зигмундом Фрейдом. Буллит был умен, образован, очень обаятелен. Сотрудники говорили, что он умел, когда надо, «включать сияние». Посла прозвали «Мэверик», что значит одинокий независимый бродяга. Приехав в Россию, он постоянно устраивает встречи и рауты, налаживает неформальные связи с московской элитой.
Похоже, что именно Буллиту посвящена сатирическая поэма С. Маршака «Мистер Твистер», из которой советские люди долгое время черпали представление об американских нравах: «Мистер Твистер, бывший министр, мистер Твистер, миллионер…» Но посол оказался совершенно не похож на тупого скучного персонажа из поэмы. Начал он с того, что укомплектовывал своё посольство только молодыми дипломатами, отдавая предпочтение неженатым. И эта молодежь разбивала все стереотипы о книжных американских миллионерах.
Спасо-Хаус играл существенную роль не только в московской жизни, но и в российской истории двадцатого века. В великолепном белоколонном зале в разные годы проходили встречи высоких официальных гостей и опальных диссидентов, благотворительные вечера и концерты знаменитостей СССР и США. У истоков этой традиции стоял Уильям Буллит. Первым из памятных событий в Спасо-Хаусе стало концертное исполнение оперы Сергея Прокофьева «Любовь к трём апельсинам». За дирижёрским пультом стоял сам композитор.
Жизнь в американской резиденции, благодаря фантазии Буллита, обустраивалась с размахом, и приёмы здесь вызывали толки, ходившие по всей Москве. В те времена разрешались некоторые протокольные вольности, например, можно было взять напрокат зверей из зоопарка или цирка. На празднование Рождества 1934 года посол Буллит преподнёс гостям невероятный сюрприз: погасли верхние огни, и все увидели трёх больших чёрных морских львов, которые ползли в зал приёмов из ванной. Один держал на носу маленькую рождественскую ёлочку, умело балансируя ею, другой — поднос с бокалами, третий — бутылку шампанского. Потом они перебрасывались мячами, играли на гармониках. Все были в восторге, и только Тэйер заметил, к своему ужасу, что дрессировщик из Московского цирка, перебравший спиртного, внезапно «отключился». Ластоногие «артисты» мгновенно почуяли свободу и устроили форменный дебош.
Благодаря подобным вечеринкам американское посольство в дипломатической Москве именовали «Цирком Билла Буллита». Но главное — стараниями заокеанского посланника создавался особый островок свободы в мрачнеющей на глазах «столице мирового коммунизма». Так воспринимался Спасо-Хаус в апреле 1935 года, когда в его бальной зале разыгралась одна из самых необычных и мистических сцен советского времени.
За несколько лет до появления в столице Буллита по необъяснимому капризному повелению Сталина Михаил Булгаков получил «охранную грамоту» для «Дней Турбиных». В самые жуткие годы сталинских экзекуций, когда почти прекратилась литературная жизнь страны, «белогвардейская» пьеса не сходила с подмостков главного драматического театра страны. На сцене происходило всё, что видеть советскому человеку было категорически запрещено: дворян-офицеров, буржуазный быт, кремовые шторы, рождественскую ёлку, «отменённую» в СССР как религиозный пережиток. Булгаков почти уверовал в бытие злой силы, незримо охранявшей его и чудодейственно посылавшей своё благо.
Помимо «вождя народов» регулярно ходит на спектакль и американский посол. По воспоминаниям жены Булгакова, Билл Буллит появлялся на «Днях Турбиных» едва ли не так часто, как Сталин, и держал перед собой текст пьесы, который ему перевели на английский. После одного из спектаклей он встретился за кулисами с автором.
Филадельфиец с его отменным вкусом высоко оценил булгаковский дар. Об этом говорят неоднократные восторженные высказывания посла, зафиксированные современниками. Помимо «Дней Турбиных», Буллит хвалебно отзывался о «Мольере» и даже переправил английский перевод пьесы для постановки в Америке. Жена писателя Елена Сергеевна Булгакова отметила в дневнике, что именно посол называл Михаила Афанасьевича тем самым словом, которое столь много значило для него — «мастером».
Американский гость для непризнанного и ошельмованного Булгакова был посланцем иных миров, сродни его персонажам из «Мастера и Маргариты». Постоянно окружённый целой свитой многочисленных помощников, великолепный, роскошный, богатый, наделённый неограниченными возможностями, он являл могущество потусторонних сил. Он мог, особенно не затрудняясь, позволить себе всё, о чём только мечталось советскому гражданину: квартиру, лимузин, поездку в Голливуд или Ниццу, шикарный гардероб и гастрономические изыски, что и продемонстрировал вскоре на знаменитом балу в Спасо-Хаусе.
Вечером 22 апреля 1935 года Уильям Буллит давал приём в американской резиденции. Елена Сергеевна Булгакова оставила запись в дневнике: «Однажды мы получили приглашение. На визитной карточке Буллита чернилами было приписано: “фрак или чёрный пиджак”. Миша мучился, что эта приписка только для него». История с фраком получила отражение на страницах «Мастера и Маргариты»: «Да, — говорила горничная в телефон… — Да, будет рад вас видеть. Да, гости… Фрак или чёрный пиджак».
Буллитовский приём Е. С. Булгакова подробно описала в дневнике 23 апреля 1935 года, характерно назвав его «балом»: «Я никогда в жизни не видела такого бала. Посол стоял наверху на лестнице, встречал гостей… В зале с колоннами танцуют, светят прожектора, за сеткой, отделяющей оркестр, живые птицы и фазаны. Ужинали в зале, где стол с блюдами был затянут прозрачной зелёной материей и освещён изнутри. Масса тюльпанов, роз. Конечно, необыкновенное изобилие еды, шампанского».
Буллит хотел потрясти москвичей, и ему это удалось. На бал были приглашены около пятисот человек – «все, кто имел значение в Москве, кроме Сталина». Среди приглашенных были: нарком иностранных дел Максим Литвинов, нарком обороны Климент Ворошилов, председатель Центрального комитета коммунистической партии Лазарь Каганович, бывший глава Коминтерна Николай Бухарин, большевистский писатель и член редколлегии газеты «Известия» Карл Радек и три маршала Советского Союза – Александр Егоров, Михаил Тухачевский и Семен Буденный.
Весенний фестиваль 24 апреля 1935-го года был самым блестящим приемом, когда-либо организованным американскими дипломатами. Оплатил его посол Буллит из собственного кармана. Был бассейн с шампанским, стена привезенных из Хельсинки роз, шашлык на втором этаже, все как в романе. На столе стояли финские тюльпаны, и листья цикория зеленели на влажном войлоке. По углам – вольеры с животными и живые берёзки. Под невероятно высоким потолком были натянуты сетки, и там летали стаи попугаев и зябликов.
После того, как все гости прибыли, лампы были выключены, и на потолке зажглась «луна» в окружении «небесных созвездий». В углу расположился вольер с животными, вдоль стен стояли стеклянные клетки с петухами, клетки сделали из полок для полотенец всех чиновников посольства. В три часа ночи заиграли гармоники и с клеток были сорваны покрывала, «в надежде, что когда покрытие будет снято и лампы в столовой вновь зажгутся, птицы могут решить, будто взошла заря».
На уловку повелся только один петух из двенадцати, зато так громко, что его было слышно в доме повсюду. Другой же, посчитав, «что сидеть в стеклянной клетке на посольском банкете — чертова бессмыслица», выбил дно своей клетки и перелетел на блюдо с фуа-гра, привезенное из Страсбурга по этому случаю.
Пока организатор мероприятия мистер Трейер контролировал, «чтобы вина несли в верном направлении: из винного погреба в столовую, а не в шоферскую комнату», в гостиной произошло ЧП. Публицист Карл Радек решил приобщить к всеобщему веселью медвежонка, который забрался к нему на спину с бутылкой молока. Недолго думая, он нацепил соску на бутылку с шампанским и вручил зверю. Медведь успел сделать несколько глотков «Мумм Кордон Руж», прежде чем обнаружил свою ошибку и швырнул бутылку на пол и заплакал.
Утешить детеныша взялся начальник штаба армии Егоров, который посадил его к себе на плечо. Пока маршал качал медвежонка, того обильно вырвало на его увешанный орденами мундир. Полдюжины официантов старались устранить мишкину «благодарность» за доброту Егорова, а сам маршал тем временем рычал: «передайте послу, что советские генералы не привыкли к тому, чтобы к ним относились как к клоунам».
На втором этаже был открыт «кавказский шашлычный ресторан», где играл грузинский оркестр и выступал танцор с саблями. Для начальника штаба Михаила Тухачевского бал закончился именно там, в 9 утра следующего дня, когда он напоследок исполнил зажигательную лезгинку со знаменитой балериной Большого театра Ольгой Лепешинской. Кстати, выкрашенная для ресторана в зеленый цвет садовая мебель не успела просохнуть, в результате чего зеленые полоски были видны на костюмах членов дипломатического корпуса еще месяцы спустя.
Счёт за сказочный бал, превысивший гигантскую по тем временам сумму в семь тысяч долларов, оплатил сам посол. В расходы среди прочего входили доставленные самолётом из Хельсинки тысячи тюльпанов и гастролировавший в Москве оркестр из Праги. «Мы устроили так, чтобы множество берёзок распустились до срока в столовой», — сообщил посол Франклину Рузвельту.
Созданный фантазией Булгакова «весенний бал полнолуния» Воланда многократно ассоциируется с полуночным «весенним фестивалем» Буллита и необычным театрализованным пространством Спасо-Хауса. Сравним дневниковую запись жены писателя с текстом романа: «…Маргарита поняла, что она находится в совершенно необъятном зале, да ещё с колоннадой, тёмной и по первому впечатлению бесконечной. Невысокая стена тюльпанов выросла перед Маргаритой, а за нею она увидела бесчисленные огни в колпачках и перед ними белые груди и чёрные плечи фрачников… В следующей зале не было колонн, вместо них стояли стены красных, розовых, молочно-белых роз… Били, шипя, фонтаны, и шампанское вскипало пузырями в трёх бассейнах».
«Булгаковская энциклопедия» отмечает: «Для полуопального литератора, каковым был Булгаков, приём в американском посольстве — событие почти невероятное, сравнимое с балом у сатаны. Советская наглядная пропаганда тех лет часто изображала «американский империализм» в облике дьявола. В Великом бале у Сатаны реальные приметы обстановки резиденции американского посла сочетаются с деталями и образами отчётливо литературного происхождения».
В дневниковой записи жены Булгакова в тот первомайский день есть упоминание о фуршете в американском посольстве, где присутствовал «французский писатель, только что прилетевший в Союз». Елена Сергеевна продолжает: «Писатель, оказавшийся кроме того и лётчиком, рассказывал о своих полётах. А потом он показывал и очень ловко — карточные фокусы». Французом-лётчиком был корреспондент газеты «Пари-суар» Сент-Экс — не кто иной, как Антуан Сент-Экзюпери, которого Буллит, знакомый с ним с парижских времён, пригласил в Спасо-Хаус.
Булгаковы хотели уйти в три, но засиделись до шести. Домой их отвез посольский Кадиллак. Многие исследователи считают, что одним из прообразов Воланда был Уильям Буллит. Дипломата с персонажем романа роднит озорство, могущество, любовь к роскоши и шуткам одновременно. Вернувшись домой под утро с огромным букетом тюльпанов, писатель уничтожил уже готовую главу «Мастера и Маргариты», и написал заново всю сцену бала, добавив роскоши и размаха.
Последний булгаковский роман, и по сей день опутанный мистикой и загадками, предлагает множественные литературные реминисценции. Александр Эткинд в своём «Толковании путешествий» утверждал, что посол стал одним из главных героев «Мастера и Маргариты».
«Визит Воланда в Москву совпадает по времени с пребыванием Буллита в Москве, а также с работой Булгакова над третьей редакцией его романа. Как раз в этой редакции прежний оперный дьявол стал центральным героем, воспроизведя характерное для Буллита сочетание демонизма, иронии и большого стиля.
Дьявол приобрёл человеческие качества, которые восходят, как представляется, к личности американского посла в её восприятии Булгаковым: могущество и озорство, непредсказуемость и верность, любовь к роскоши и цирковым трюкам, одиночество и артистизм, насмешливое и доброжелательное отношение к своей блестящей свите. Буллит также был высок и лыс и обладал, судя по фотографиям, вполне магнетическим взглядом. Известно ещё, что Буллит любил Шуберта, его музыка напоминала ему счастливые дни с первой женой. И, конечно, у Буллита был в посольстве глобус очень тонкой работы, одна из книг Буллита, написанных после войны, так и называется “Сам великий глобус”».
Перед взором Булгакова на полночном балу в Спасо-Хаусе развернулась ужасающая фантасмагория. Здесь веселилась советская элита, которая совсем скоро отправится на сталинскую плаху. Танцует лезгинку Михаил Тухачевский, играет с медвежонком начальник Генштаба Александр Егоров — первые маршалы Советского Союза, которых ожидает пыточный конвейер Лубянки и расстрел. “Золотые перья партии” Николай Бухарин и Карл Радек через год по указке вождя напишут “самую демократическую в мире” сталинскую конституцию, чтобы сразу же после этого превратиться во «врагов народа». Всеволод Мейерхольд пойдёт в расстрельный подвал как немецкий и японский шпион. Получит свою пулю в затылок и «чрезмерно любознательный» барон Штейгер. За стенами Спасо-Хауса также идёт особая ночная жизнь — до рассвета выявляют и арестовывают врагов.
Философский смысл булгаковской дьяволиады исследовал П. Палиевский: «Заметим: нигде не прикоснулся Воланд, булгаковский князь тьмы, к тому, кто сознаёт честь, живёт ею и наступает. Работа его разрушительна — но только среди совершившегося уже распада». А. Эткинд отмечал, что эпиграф к «Мастеру и Маргарите» повторяет цитату из Гёте, которую Буллит и Фрейд использовали в предисловии к биографии Вудро Вильсона: «Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо».
Материал взят из серии фильмов Михаила Жебрака «Пешком по Москве», статьи Леонида Спивака «Американский Воланд» и мемуаров Чарльза Тейера «Медведи в икре». Фото без моих логотипов взяты из Сети.