В моноспектакле Наталии Могилевской «Я вдома», которая с аншлагами идет в Киеве, звучат не только ее стихи и песни, но и стихи Юрия Рыбчинского, рождавшиеся во время их долгих разговоров. Он же написал певице и новые слова к ее песне «Місяць», в которой теперь звучит «я кажу ні жахливій цій війні».
Мы позвонили Юрию Рыбчинскому, поэту, драматургу, сценаристу, «национальной легенде » (награда президента «Национальная легенда Украины» в 2021 вручалась впервые), народному артисту, чтобы поговорить о наших болезненных переживаниях.
А еще – чтобы поздравить, хоть и немного с опозданием: 22 мая маэстро исполнилось 77.
Видимо, именно в таком огне и рождается настоящая нация
– Юрий Евгеньевич, в моноспектакле Наталии Могилевской «Я вдома» звучит много ваших стихов, написанных во время войны, и некоторые из песен вы с ней вместе делали. Как вы эту боль переживаете?
– Некоторые стихи я написал сразу. Первый – на третий день, когда все началось: «П’ята ранку, було темно, було тихо, як в раю, ти прийшов на нашу землю, щоб знайти тут смерть свою. А ти думав, сучий сину, чадо чорної пітьми, що тебе із хлібом-сіллю будем зустрічати ми?..» Строки просто выливались из меня, даже сам не знаю как, был какой-то толчок.
А потом мы переехали в Черновцы, и Наталка была рядом, она приезжала в Черновцы, мы выступали перед волонтерами с ней. Тогда, можно сказать, и начал зарождаться моноспектакль на песнях, на стихах. Я сочинил несколько песен. Мы сделали ремейк песни «Місяць» – «Я кажу ні». Я написал новый текст, где она теперь поет «я кажу ні жахливій цій війні». Затем следующую песню написали. И вот так возникла идея сделать моноспектакль. Все-таки у Наталки есть очень мощный актерский талант, и его уже нужно реализовывать наконец-то. Мне кажется, все совпало вместе – война, поэзия, музыка, театр.
– И публика в восторге.
– Да, людям нравится, я видел. Я неделю назад был на премьере спектакля, люди несколько раз аплодировали стоя.
– Когда мы с ней говорили в марте, она рассказывала, как вы вместе пишете тексты. Говорила, что они рождаются во время ваших разговоров. О чем ваши разговоры сегодня?
– Конечно, как и все сейчас, говорим о войне. В отличие от меня, Наталка все время двигается, она гораздо больше видит, все время выступает в разных уголках Украины перед военными, волонтерами, много помогает сама как волонтер нашей армии. Обсуждаем, как мы в восторге от людей, которые организовались и сделали невозможной победу россии над Украиной.
Я тоже наблюдал, как на Буковине работают волонтеры, и вообще как люди помогают друг другу – я просто в восторге от нашего народа.
– Да, это не может не вдохновлять.
– Конечно. Я считаю, что мы наконец-то становимся настоящей нацией. Эта война побудила нас поскорее двигаться в верном направлении. Мы очень много лет медлили и многие процессы шли очень слабо. А сейчас некогда терять время, надо все решать иногда даже не в течение дня, а в течение каких-то часов. Наверное, именно в таком огне и рождается настоящая нация.
– Жаль, что такой ценой.
– А в истории никогда по-другому не было. Ни один народ не может сказать, что ему подарили свободу и независимость, как говорится, на блюдечке с золотой каемочкой. За все, как говорил мой папа, нужно или платить, или расплачиваться.
– Наталка публиковала ваше сообщение, где вы называете ее «доня». И нам она говорила, что вы стали для нее отцом. Вы действительно как семья?
– Мы с Наталкой начали работать еще в прошлом веке, когда она окончила эстрадно-цирковое училище. Я был ее первым продюсером. Мы дружили с ее родителями. И так получилось, что ее отец перед смертью предчувствовал, что что-то может произойти, и сказал мне: «Если со мной, Юрий Евгеньевич, что-нибудь случится, прошу стать отцом Наталке». Уже много лет мы вместе, и она для меня, моей жены, как настоящая дочь, это так.
Для Наталии Могилевской Юрий Рыбчинский стал вторым отцом
Предчувствие войны было, но мне говорили, что я преувеличиваю
– Вы были готовы, что война таки будет? Какой стала жизнь для вас после 24 февраля?
– Я сам удивлялся, что 10-15 лет назад, если отсчитывать с 2014 года, от Крыма, я так много пишу стихов о войне. Предчувствие было. Я в те времена много ездил по разным делам в Москву и мог читать и привозить их газеты. Уже тогда было ясно, что они готовятся к войне с Украиной. Я не столь большой аналитик, но достаточно было эти московские газеты почитать. В 2007, 2010, 2012 годах там были такие статьи, что уже создавался для общества образ украинца как врага. А зачем это делать, если ты не готовишься к войне? Поэтому предчувствие было. Я даже не скрываю. Со мной спорили, говорили, что я, так сказать, преувеличиваю, что это безумие, что этого не может быть.
– Что изменилось в вашей жизни? Что теперь важно?
– Самое важное и для меня, и должно быть самым важным для каждого украинца сейчас не личная жизнь, а Украина. Это я говорю без пафоса, потому что Украина – это не только территория, это дом, где должны жить наши дети, внуки, правнуки. Главное, чтобы Украина осталась Украиной, чтобы мы победили ради будущего. Это главная сейчас цель. Думаю, мы должны быть как кулак, все сплочены ради того, чтобы Украина состоялась в победе.
И я уверен, что Украина после победы очень изменится. Потому что многие реформы, которые тормозились или были, как говорили многие, не ко времени, после победы ускорится. Нам нужно как можно скорее вступать и в ЕС, и в НАТО, а для этого нужно сделать очень много домашней работы. И победа станет катализатором этих процессов.
Мы не сможем вернуться и жить той жизнью, которой жили до этой войны. Говорю так, потому что когда забрали Крым, когда началась война на Донбассе, эта война многих ничему не научила. В психологии многих было – что война где-то идет, а мы в Одессе, Киеве, Львове можем жить совсем другой жизнью. Не было так, как сейчас, когда вся страна сплочена, когда львовяне помогают сумчанам, киевляне – харьковчанам и так далее. А сейчас это очень важно.
На вручении премии «Национальная легенда Украини» 22 августа 2021 года
Я против узкого взгляда на многие вещи. Сейчас самое главное – победить
– Сейчас все много говорят о важности культурного фронта, что об этом не надо забывать и не отбрасывать на задний план. Что, по-вашему, сегодня нужно делать государству, чтобы поддержать культуру?
– Полагаю, нужно принять законы и прописать правильные льготные условия для развития украинской культуры, и главное – не мешать. У нас же очень любят о любви к украинской культуре с каких-то трибун говорить, а как доходит до дела, лозунги остаются бездейственными. Первое, без чего не может быть развитие культуры, – это без авторского права.
Поэтому нужно начинать с авторского права. И, конечно, тем людям, которые обворовывали и обворовывают культуру до сих пор, нужно дать по рукам, и раз и навсегда с этим заканчивать.
В украинскую культуру нужно вкладывать государству, если государство хочет, чтобы о нем знали. И не меньше, чем в другие сферы. Мы сейчас видим, что такое культурный фронт, когда в Европу поехали наши артисты балета, оперы, эстрады, насколько огромные аудитории они собирают и открывают миру нас. Не дипломаты открывают миру ту или иную страну, открывают деятели культуры и спортсмены в первую очередь.
Благодаря кинематографу Америка завоевала весь мир. Благодаря развитию эстрады Америка завоевала полмира. Но само собой это не происходит, нужно иметь программу и правильные законы. И они должны быть для украинской культуры, для украинских деятелей льготные.
– Как вы относитесь к переименованию улиц или других объектов сегодня? По этому поводу идут дискуссии. Вы, кстати, были в комиссии, которая рассматривала вопрос о переименовании Национальной музыкальной академии им. Чайковского. Как нам к этому вопросу подойти взвешенно?
– У меня свое мнение. У кого-то оно совпадает с моим, а кто-то имеет другое мнение. Но мне кажется, какой бы результат ни был, во время войны – это холостой выстрел. Это ничего не даст. Что изменится, если переименовать консерваторию? Что изменится, если переименовать ту или иную улицу с одного названия на другое? Ничего.
Когда нашим бюрократам нечем заниматься или нужно, как говорится, сделать видимость деятельности, начинается борьба с какими-то именами. Для меня это не война Шевченко с Пушкиным, это не война Скорика с Шостаковичем. Культуры, с моей точки зрения, никогда не воюют. Во время Второй мировой войны никто не запретил немецкий язык – как его преподавали в школе, так и преподавали. Шли спектакли Шиллера, никто не запрещал в библиотеках Гете и Гейне. И немцы, кстати, также не запрещали во время войны Чехова или Толстого. Это очень низкий уровень борьбы. А главное – он ничего не дает.
А что касается Чайковского, и это мое мнение, он заслужил право, чтобы консерватория именовалась его именем. Во время, когда это еще было училище, он приезжал сюда как инспектор, а затем писал письмо в Петербург о том, что это училище отвечает всем требованиям консерватории, после чего она и была основана. А ведь он мог и другое написать. Кроме того, он более трети жизни провел в Украине, здесь написал «Лебединое озеро», «Евгения Онегина», «Мазепу», «Черевички», «Орлеанскую деву», симфонии, романсы на стихи Шевченко. Он – из знатного казацкого рода, его прадед – казак Федор Чайка. Затем его дед сменил фамилию на Чайковский. Я бы гордился тем, что такая выдающаяся фигура, как Чайковский, принадлежит нам, а не россиянам. Мы не можем изменить того, что было частью Российской империи, всех можно было назвать русскими деятелями культуры в то время. Но надо забрать свое наконец. И Куинджи, и Айвазовский на территории Украины работали, я уже не говорю о Репине. Почему мы должны все отдавать?
Скифское золото тоже нам принадлежит, потому что оно было на нашей земле. Оно ведь не называется украинское золото, оно называется скифское. Так что мы здесь на этническое название не обращаем внимания, нам главное, что оно на нашей земле было. Все, что было на нашей земле, это наша культура. И от того, что здесь были Шолом-Алейхем, который писал в Украине на идиш, Парандовский или Ивашкевич – на польском языке, а кто-то на русском, это не уменьшает фигуры Леси Украинки, Франко или Шевченко. Это говорит о том, что наша украинская земля дала колоссальное количество талантов. И они были разные.
Шевченко тоже был академиком Петербургской академии искусств. Так если завтра россияне будут говорить, что он русский художник, мы что – его отдадим? Нет! Франко писал на двенадцати языках. И мы этим гордиться должны, что есть украинцы в истории, которые, кроме своего, знали так много языков.
Я против узкого взгляда на многие вещи. Сейчас самое главное – победить. А такие вопросы могут раскалываться. Потому что у кого-то может быть одно мнение, а у меня – другое. И это не значит, что мы должны быть врагами. Ты вправе отстаивать и думать так. А я могу думать по-другому.
Кстати, Лысенко дружил с Чайковским, и когда он написал «Тараса Бульбу», именно Чайковский написал письмо, чтобы разрешили идти опере на украинском языке. И это было в то время, когда уже действовал Валуевский циркуляр. Но у Чайковского хватило смелости отстаивать украинское. Для меня он – и украинец, и украинский композитор.
А еще я нашел в его письмах Модесту Чайковскому, где он пишет: «Брат, я знал гениев среди разных народов, но я знал только один народ гениев – это украинцы». Так мог написать только настоящий националист. У меня такое мнение. Но для меня не враг и тот человек, у которого другое мнение. Но, опять же, скажу: зачем это во время войны? Не надо этим сейчас заниматься. Закончим войну, тогда можно будет спокойно обсудить, поставить на весы разные мнения и решить эти вопросы.
Нам сейчас «Джавелины» и бронежилеты нужны, а не переименование.
– 22 мая у вас был день рождения? Удалось хоть чуть-чуть попраздновать?
– Я как раз накануне вернулся домой. Мог праздновать и в Черновцах, но такая ностальгия была по Киеву, так хотелось вернуться домой. Вернулся в Киев, маленькой компанией, меньшей, чем в обычные годы, все же удалось собраться, немного попраздновать. Праздновать дни рождения нужно.
